Вот решила написать воспоминания о детстве. Может , когда-нибудь кому-то из родственников станет интересно. Как интересно мне сейчас. Многое бы узнала, да спросить уже некого... а жаль. Никому не навязываю читать это , если не хочется, то и не надо.Я заметила , что начав писать, я многое вспомнила и вспоминаю ... Может, в этом и есть смысл того, зачем я это пишу.
Жизнь моя…
Я не помню в каком возрасте я стала осознавать себя. Вот раннее воспоминание, мы переплавлялись на лодке в мамину деревню Лебёдку. Видимо, в гости. Это уже позднее мама рассказала, что мне был примерно год. А я помню себя на руках у мамы и мне страшно. Ведь лодка такая неустойчивая , качается и того гляди перевернётся…Вода холодная и темная. Осень, если мне год. Мама рассказывала , что я показывала пальчиком на воду и говорила : ууууфа !
Ещё вспоминается дом бабушки Александры Чумаковой. Мы с Юрой, младшим братом, ждем мамочку. И вот она приходит с работы. Такая любимая, такая родная и желанная. Она лучше всех! Мы очень скучаем с братом, ведь мама на работе с утра до позднего вечера. Приходит усталая, замерзшая и голодная. Когда она ложится спать, мы с Юрой прижимаемся к маме с двух сторон и нет ничего приятнее, чем вот такая близость нашей семейки. Отец наш то-ли на учебе, то-ли в армии. Мы пока не знаем и не понимаем.
Однажды ночью нас тревожно будят и начинают одевать. Говорят, что в деревне пожар.Пожар это такое бедствие и так страшно, что все выходят на всякий случай на улицу. Взрослые помогают тушить, дети стоят у своих домов. В доме быть опасно, а вдруг пожар перебросится на чей-либо дом ещё. Дома деревянные, крыши в основном соломенные, вспыхнет в миг. Я помню, что мне нянька Ольга, младшая сестра мамы, слишком туго затянула платок и шею мне очень давит. Я просто задыхаюсь и начинаю реветь. Говорю , что туго, но Ольге все равно, она не слушает. Видимо вот из-за туго завязанного платка я и запомнила это событие. Ведь пожар сам по себе меня не испугал. Просто было интересно смотреть на пламя и бегающих людей. Чем кончилось я не помню, но поняла и запомнила, что Ольга ко мне равнодушна, ей меня не жалко.
Вспоминаю, как мы, несколько ребятишек и Ольга сидим на пригорке. Зачем-то она нас туда водила гулять. Вокруг довольно молодая травка. Начало лета. Я срываю длинную гладкую травинку и вдруг испытываю резкую боль в кулачке. Порезалась. Идет кровь, я плачу от боли и от испуга. Ольга, как всегда , злится. Кричит на меня. Наконец я успокаиваюсь, она кладет мою голову к себе на колени, прикрывая тонким платком от мошек. Дети о чем-то разговаривают и я под эти звуки засыпаю. Но успеваю услышать, что вот тебя, Вера, я люблю, а Любку нет. Кто-то спрашивает, а почему ? А потому , что Верка кудрявая, а Любка нет, - отвечает наша няня.
Да и за что ей меня любить? Ей было лет двенадцать , а может меньше, а на неё повесили этот груз, кучу ребятишек. Коля, Вера, Катенька, Юрик и я. Потом у дяди Лёши с тетей Аней появились ещё Надя и Вовка.
Деревня Лебёдка , родина моей мамы, находилась на другом берегу реки Шешмы и на берегу небольшой речки Лебёдки, впадающей в Шешму. Говорят, там водились лебеди, потому что климат позволял, да и места там тихие. теперь деревни этой нет, все заросло кустарниками и травой. Иногда я думаю: вот ведь для чего-то была нужна эта деревенька ? Что было в ней раньше, какие люди жили до нас? И почему теперь она стала совсем не нужна?
Сначала моя мама жила с нами у своих свёкров, т.е. у родителей мужа в Новотроицке. В большом селе. И конечно, бабушка с дедом нас любили и даже маму нашу любили и одобряли. Когда родилась я, бабушка Агафья была несказанно рада. Очень уж она хотела девочку, своей -то не было.
И имя мне дала она. Любонька голубонька. Садовочка медовочка, прошёна молёна, богом подарёна. От так ! И не иначе ! А дед добавлял: Стосот ! Наверное сумму больше ста сот он и представить не мог, а то наверное Миллионом бы называл. Ещё дед называл меня Уголёк, потому что, трудно поверить, но была я очень смуглая и довольно долго. Где-то после шестнадцати лет, мама обратила внимание на то, что я стала беленькой. Кожа загорелая, но золотистая, нет черноты прежней. А лицом так вообще беляночка. Странный фокус произошел. А ещё после 16 лет у меня нос стал меньше и аккуратнее . Может, потому что я себе внушала, даже не зная, что правильно действую, что я красивая ?

Да, жили мы у деда недолго. Дед ,говорят, был деспотичный."Карахтерный" по-деревенски. То он ласковый и добрый, а то что-то ему не понравится и…. «Хара-бара-мать! Марш из дома!» Это он так ругался. Надоели видимо дети, плачущие, чего-то требующие. И отправил нас дедушка жить недалеко, к своей матушке Анне Леонтьевне. Она жила через четыре дома, одна. Было у неё просторнее. Да и не работала наша прабабка, могла бы помочь нашей мамочке. Однако, Анна Леонтьевна была тоже крута характером. Мамочка должна была ходить на работу, а мы были очень малы ещё, Юрику и года не было, его ещё в зыбке качали. Мне шёл второй годик. Поэтому мама взяла с собой жить Ольгу. Чтобы с нами водиться. Мама говорила, что прабабка меня почему-то любила, а вот к Юрику бывало даже не подойдет, даже если мальчонка в своей зыбке искричится. Вот Ольга и занималась нами.
Однажды осенью, было уже довольно прохладно, мама пришла с работы и увидела такую картину: Юрина зыбка валялась перед домом и в ней сидели мы, зарёванные, сопливые и замерзшие. Глазки у нас были красные, заплаканные и грязные, забиты землей. Был ветер и нам надуло в глаза грязи, да ещё и натерли их кулачками. И с нами ревущая Ольга.
Что же произошло? А просто бабонька заподозрила Ольку в воровстве. То ли пряник она у неё где-то нашла, да сьела, то ли печеньку…
Я вот думаю, почему эта старуха была так жестокосердна, что из-за какого-то пряника выкинула и правнуков и эту голодную девочку на улицу ?
Вот такие нравы. Видимо неспроста и дед мой такой был раздражительный , и отец тоже, хотя отец стал добрее к старости. Только дядя Миша оказался похожим на мать, бабушку Агафью. Был ласковым и добрым.
Потом мы ушли из села Новотроицк в деревню Лебёдку жить к бабушке Александре Андреевне. Ольга убежала домой сразу, а мама собрала манатки и пошла. А шла она так: посадит нас на лугу, а сама несет узел с вещами. Унесет на какое-то расстояние узел, вернется и несет нас с Юриком. Или, если сильно устанет, сначала меня, потом Юру.
Эту бабушку надо было называть бабока. В Лебёдке так было принято. Вот тут, живя у бабоки , я запомнила и пожар, и как маму ждали и ещё помню, как приехал откуда-то мамин брат Толя. Как он подкидывал меня под потолок и как было нам всем весело и радостно в этом доме, в этой семье. Ведь там жили братья и сестры мамы - Санечка, Оля, Нина, Катя, Геночка, приезжал Толя. Постоянно тут бывали позднее и дети дяди Алеши. В тесноте, да не в обиде. Когда мне было лет 15 дядя Толя рассказал мне историю моего шрамчика на лбу. Дело было так. В деревне малые дети не очень-то затрудняли себя, чтоб бегать в деревянную будочку. Вышел на крыльцо, свесил попку и сделал дело. Все равно двор потом чистили. Так вот дядя мой в это время вышел из дома и дверью сшиб Любоньку, сидящую в позе орла. И лежит, говорит дядя, Любонька, а из попки какашка торчит. Приврал , конечно, чтоб меня подразнить. Сбежал он с крыльца, поднял ребенка, а у ребенка весь лоб в кровищи. Дверью приложил крепко. Сама я не помню, но шрамчик на лбу есть…
Особой нежности от бабоки было трудно дождаться, но и выкидывать детей из дома она бы не стала. Постепенно дети Александры Андреевны разъезжались, они уезжали учиться. Кто в Ново-Шешминск, районный центр, кто в Чистополь. Маму тоже позвал к себе в Сибирь наш отец. Было решено, что поедет она пока только с Юриком, а я останусь у бабушки Агафьи.
Как я пережила мамин отъезд, не помню. Или было это очень сильным потрясением, что в целях самозащиты, мой мозг это забыл. Или бабка Агафья и Мишенька, мой дядя и крестный, были так ласковы и нежны со мной, что я не испытывала особой тоски. Дед тоже меня любил, чего ж одну-то внучку не потерпеть. Баловали они меня, Садовочку-медовочку, и холили. И по сто раз пересказывали всем что я сказанула, или что я придумала…Ну примерно такое, садимся пить чай, а я требую себе блюдечко, которое смеётся. Все в умилении, ах ты ж бозе мой, у Любоньки даже блюдечко смеётся !
Когда бабушка Агафья шла в магазин со мной, она наряжалась во все праздничное и меня тоже наряжала. Если у неё была блузочка с цветами, то у меня была точно такая. Бабушка шила сама. И вот идем такие нарядные две манюни, а народ встречный здоровается с почтением, а меня насмешливо спрашивают: куда направилась, Садовочка- медовочка ?
Я молчу и бабушка учит: «Скажи, мы, мол, за пряниками в магазин».
Я степенно отвечаю: « Мы мол в магазин за пряниками».
В магазине мне нравилось бывать, там на полках было что-то разное и интересное. А особенно мне нравился запах. Пахло ванильными пряниками и конфетами. Иногда там стояла большая бочка с селедкой, запах которой был противным . Вообще я не понимала, почему бабушка моя так этой селедке радовалась и покупала её обязательно. Лучше б пряников побольше купила, - думала я.
В селе все говорят по-деревенски , на О. Даже бабушку звали не Агафья , а Оганя.
Чем больше я взрослею, тем больше родственников и соседей узнаю. И все они такие ласковые. Такие добрые! И мне кажется, что все люди любят меня. Такую вот прошёную и молёную и богом бабушке Огане подарёную.
Были в деревнях и прозвища. Так например бабоку называли производно от фамилии Чумакова - Чумачихой. А Агафью называли Бакумихой. Потому что была женой Павла Абакумовича. Вот отчество деда, а прозвище его жене.
Никогда не слышала больше таких резких прозвищ Бакумиха и Чумачиха. Хотя обеих люди уважали и даже любили. Сама я Агафью называла мамой. Это сразу было так заведено. Когда я начинала лопотать , мама меня учила: баба, баба. Услышав это, Агафья Егоровна возмутилась: какая ещё баба ! Мамой пусть зовет.
- А как же меня? - спросила мама.
- Тебя мамочкой.
Так мы с Юрой и звали её мамой. Хорошо, хоть деда не заставляли папой называть. Дед был дедя.
Помню девочки деревенские собирались на луга за вербой. К вербному воскресению. Там есть местечко, где растут кусты, Ремки называется. Вот туда. Место не очень хорошее, там якобы барин когда-то погиб. То ли его там в болото засосало, то ли сам с собой что-то сделал. Но верба росла только в Ремках и больше её поблизости не было. Было и страшно и очень радостно, что взяли с собой большие девочки, ведь мне было то ли 5, то ли 6 лет...Помню было уже зелено, но прохладно. Руки у меня и шея мерзли.))) Вот этот поход остался в памяти на всю жизнь. О чем мы разговаривали не очень помню, но было так празднично, так радостно, жизнь только начиналась !
Как поехала Аннушка к своему мужу в Сибирь, часто позднее рассказывалось. И смеялись, конечно. Потому что поехала она с мешком насушенных сухарей. Отец в шутку написал, мол, вот Анюточка, приезжай ко мне в холодную Сибирь, да не забудь мешок сухарей насушить. Ибо тут кушать-то нечего . Вся родня погоревала , да начала сухари копить, да Нюрочке приносить. Уж как она, бедняжка, ехала я не знаю, что-то не удосужилась спросить. Очень было смешно над сухарями.
Только вспоминали ещё, что Юра в поезде ехал спокойно, наверное, ничего не понял, а когда на перрон вышли, случилось вот что. Вдруг подъехал страшный зверь – паровоз. Да как загудит ! Юрочка так и рванул по перрону неизвестно куда, еле поймали. Испугался ребенок.
Не помню точно, но кажется, года через 2 приехали мои родители за мной. А может через три. Потому что к отцу меня увезли уже к первому классу. А так как родилась я в ноябре, то в семь лет меня в школу не взяли, пришлось идти с восьми. Юру оставили у деда с бабкой, а меня увезли.
Помню, я очень ждала мамочку, брата Юру и папу, которого не помнила и не знала. Сшила мне Агафья новое платье, да завязала банты, а пальтишко у меня было простенькое, деревенское. Вот бабушка показушница меня поучала : «Любонька, ты как увидишь, что мамочка идет, так пальто-то скинь и в платьице бегом к ним беги». Было прохладно но все-таки начало лета. Не замерзнет ребенок. А красота-то какая! Такая нарядная, как цветочек, бежит навстречу родителям Садовочка-медовочка!
Пошла я с подружками гулять, сидели мы возле дома Валюшки , который находился ближе к дороге. И вот я увидела их…. И забыв про пальто, кинулась навстречу. И как же я была рада и, как они были рады и никакое пальто не помешало , я им и в пальто понравилась !
И они мне тоже очень понравились….сначала. Но через некоторое время было у меня большое разочарование. Потому что родимый папочка был совсем не такой ласковый и добрый, как например его брат Мишенька. Или мамины братья. Я была девочка чувствительная и сразу почувствовала, что папе я совершенно не интересна и что не очень-то он меня и любит. Мы с ним были друг другу совсем чужие. И если я притворяться не умела и дичилась, то папенька делал вид, что очень рад мне и фальшь в его голосе я распознала сразу. Да и на Юру он постоянно покрикивал, что меня напугало и расстроило. Потому что ни в доме Александры Андреевны, ни в доме деда Павла и Агафьи я не видела , чтоб на детей взрослые кричали и уж тем более, чтобы их били. Самого отца в детстве дед поколачивал и был слишком строг, но я этого не знала и дедушка мне казался очень даже ласковым и добрым. Он умел нравиться.
Был он голубоглазый, симпатичный и даже обаятельный дедок, его в селе уважали и любили. А главное, его любили дети. Все малыши , дети племянников и племянниц охотно шли к деду на руки и он умел с ними разговаривать. Мы с Юрой его тоже любили. Дед вообще был неоднозначный человек. Верочка, двоюродная сестренка из Лебедки, мне рассказывала , что они учились в Новотроицкой школе, в Лебедке было только 4 класса или вообще уже школы не было и они ходили в Новотроицк. Весной снега таяли и через луга было ходить очень трудно, поэтому дядя Алёша , их отец договаривался с дедом Павлом и дети жили у Анисимовых. Вера говорила, что это было очень хорошее время и им, ребятишкам, нравилось жить в гостях. Потому что дед Павел был добрый и веселый, а о бабушке и говорить нечего, она была очень добрая и ласковая. Вот по весне наступала у стариков хорошая жизнь, потому что конечно они страдали от одиночества. Свои сыновья женились и разъехались, внуков тоже видели только летом. Или когда мы с Юрой ещё не учились, жили по очереди у них. Вера говорила, что было уютно и весело по вечерам, когда все собирались за столом. Старики старались накормить получше семейку, наверное и дядя Алёша какими-то продуктами своих ребятишек обеспечивал, не могло быть иначе. Бабушка Оганя, признанная стряпуха в селе, пекла пироги, блины , плюшки. Супы да каши шли влёт. Была у стариков корова , значит было молоко, сметана, масло. Были курочки , значит были яйца. Пятеро детей всегда хотят кушать. Потому что растут и учатся. А учились дети дяди Алексея все хорошо.
И так мне сестренка рассказывала про их житьё у моего деда, что я даже ревновала и завидовала.
Когда мы приезжали в отпуск, уже будучи постарше, то в гости приходили из Лебедки все родственники. 17 июля был день рождения нашей мамы и деда Павла. Устраивался праздник. И вот когда бабка Оганя обнимала и целовала кого-то из ребятишек Чумаковых , как родных внуков, я злилась и ревновала. Скорпионша, что поделаешь ! Но так как я их и сама любила, быстро успокаивалась. Как же мы плакали, когда приходило время уезжать ! Как страдали, что нас с Юрой зачем-то отец увез в далёкую холодную Сибирь. Как хотели жить в любимом Новотроицке.
А пока было лето, у родителей отпуск и мы наслаждались этой радостной жизнью. Только там, в деревне я бывала безоглядно счастлива. Потому что там было все: солнце, небо, речка, любимые люди.

Я справа,Юра, Вера, няня Оля
Утром рано, помню, сижу на лавочке возле палисадника, босиком, поэтому ноги подобрала под платье, обняв себя за коленки. Сижу и смотрю на окружающее великолепие. Вокруг дома мелкая гусиная трава растет ковром, она устилает всю улицу. И вот на этой травке ещё не просохшая роса сияет тысячью отражающихся солнышек. Как будто на зеленом ковре насыпаны бриллианты. Красота невыразимая. А бабушка Оганя уже подоила корову и приносит мне кружку парного молока. Совсем маленькая я его любила, потом стала любить холодное.
Днем роса высохнет, и мы будем на этом зеленом ковре кувыркаться. Да, именно кувыркаться. Я очень любила это с подружками. А дочка дяди Сани, бабушкиного брата, Шурочка, нас кружила , делала нам «самолет». Она была значительно старше, но иногда забавлялась с нами, малышней.
Походы на речку были самым любимым занятием. Дно в реке было глинистое, чистое и не страшное. Постепенно я научилась переплывать речку рядом с отцом. А на том берегу ….. А на том берегу нет, не незабудки цветут, там заросли ежевики, крупной и сладкой, такой замечательной ягоды !
Позднее стало нравиться переплывать, потому что было ближе ходить в Лебедку. Ведь иначе приходилось из самого конца села идти в другой конец, а потом по лугам назад к Лебедке. Мост был далеко. Я так научилась плавать, что даже одна переплывала, подняв руку с платьем и сандалиями. Отец принципиально не запрещал. Он всю жизнь не мог простить своему отцу , что тот не пускал его на речку с друзьями. Вот такой дед был перестраховщик! Запрещал до женихов нашему папке на речку ходить. Поэтому нас с Юрой отец не держал и правильно делал. Мы рано научились плавать и утонуть совершенно было невозможно.
По лугам ходить я все-таки любила, потому что там было много интересного.
Было интересно бегать вприпрыжку. Вот так, делая большие шаги и одновременно подпрыгивая, я мчалась по лугам и мне казалось, что я лечу. Мне казалось, что я зависаю в воздухе и ещё чуть-чуть и взлечу выше. Особенно с горок. Ведь там были не только луга , но и сопки. Потом мне кто-то дал на время отпуска взрослый велосипед. Ну это вообще было счастье. Уж на велике я точно летала. Сколько счастья ! Лет с четырнадцати у меня прорезался голос и я ещё и пела. Я не избегала общения с детьми, сестрами и братьями, но это же деревня и дети днем помогали родителям. Они работали. Дома поливали огороды, пропалывали и окучивали картофель, кормили домашнюю скотинку, помогали и во взрослой работе на полях. Одиночество, однако, меня не обременяло.
Вспомнился серый дождливый день, суббота... С кем-то из родственников сходили по грибы, пришли из леса усталые, мокрые и в баню на край огорода, прилегающего к дому по мелкому дождичку... А там, в бане, как в предбанник заходишь, тебя обдает теплом, запахом запаренного веника и даже мурашки по спине от предчувствия банной радости. Париться особо я не любила, видимо уже тогда сердце было слабовато, чтобы выдерживать такой жар. Но баню любила.
Когда мне было лет тринадцать, я как-то пошла в баню в Лебёдке одна, потому что не успела вовремя прийти из Новотроицка. Сестрёнки уже помылись. И вот сестра Вера мне показывает, что нужно делать. Вот холодная вода, вот кипяток, а вот «щелок». Этим «щелоком» ополаскивают волосы, чтобы были мягкие, ведь шампуней в шестидесятых годах ещё не было, а в деревне уж тем более. И я, намывшись, зачерпываю «щелока» щедрой рукой , не жалея его для себя любимой. Чего жалеть? Все уже вымылись , после меня он никому не понадобится. Размешав как следует, лью в воду целый ковш.
И ополаскиваю голову. Правда мелкий сор в виде угольков и пепла почему-то застревают в волосах и не хотят вымываться. Но я таки всё выполаскиваю и остаюсь довольна. Заворачиваю голову в полотенце, вытираюсь, одеваюсь и бегу домой к бабушке. Каково моё удивление , когда высохшие волосы мои становятся дыбом. Жесткие и как бы даже и не мытые. Все вокруг хохочут: и сестры, и бабушка, и дядя Саша.
Ай да намыла Любонька голову. Не пожалела «щелоку» !
Иногда по вечерам мы ходили в дальнюю деревню Аверьяново в кино, в клуб. По дороге находили ягодные полянки и собирали землянику. Запах этой ягоды там настаивался на солнце и был просто опьяняющим. Когда поздно вечером возвращались в Лебедку , я пела. Вот недавно сестренка Надя напомнила, какой у меня был голос и как здорово я пела. Магнитофонов у нас ещё не было и я по радио слушала какую-либо песню или арию и тут же её запоминала и могла спеть. А так как ария давала больше возможностей поиграть голосом, я пела арии . Смешно, но и там в деревне , и в своей школе, в актовом зале или в классе после уроков я это пела. И видимо производила впечатление, потому что одноклассница Вера Кучмий об этом не так давно напоминала, и сестренка Надя. Человек поет , когда он счастлив. Даже если и страдает от неразделенной любви, все-равно счастлив, не осознавая даже этого. А чем старше становишься, чем больше пережито обид, разочарований и даже горя, тем меньше хочется петь и вот я заметила, что давно уже совсем не пою.
Из деревни меня привезли в Красноярск-26 , но в школу не взяли, потому что родилась 6 ноября и 1 сентября мне не исполнилось ещё семи лет.
Первое сильное впечатление от города было утром. Приехали ночью, устали, меня тут же уложили спать. А утром повели гулять во двор. Не мама, а какие-то большие девочки соседки. И вот стою я напротив своего двухэтажного дома , смотрю, а сверху из окон на меня смотрят люди. Это было для меня потрясением. Как и зачем забрались люди наверх ? Что они там просто живут и в голову не пришло. Такое было сумеречное сознание...И тут я произнесла фразу, над которой долго хохотали девчонки : « Ой, а как онЕ тудЫ залезли ?»
Ведь в Новотроицке я не видела двухэтажных зданий. Хотя Новотроицк - село большое, там такие строения были, и школа, и спиртзавод и ещё какие-то дома, но до шести лет бабушка меня не водила так далеко от дома. Непонятно почему я не видела на вокзале высоких зданий ? Так была расстроена разлукой с родиной и родными ?
Запомнился такой сюжет. В купе кто-то ехал со щенком.И вот я спрашиваю: «Дяденька, а это у вас сука или кобель?» Дяденька ответил, что кобель, а вот красивая дама сказала : «Деточка, нельзя так говорить, как ты сказала. Нужно говорить самочка».
Я выросла в простой семье, воспитания особого не получила. Никогда не притворялась культурнее и воспитанней, чем есть.
Друзья и подруги считают меня добрым человеком. Я и была доброжелательной, гостеприимной, общительной. В деревне ведь тоже существует своя этика поведения. И вот я видела добрососедские уважительные отношения своих родных с людьми. Никогда ни о ком не сплетничали мои бабушки и мама . Во всяком случае при мне о людях говорилось только хорошее. Я так и думала, что вокруг живут добрые и хорошие люди, которые меня особенно любят. Как же можно не любить такую Любоньку, садовочку медовочку ?
Первый опыт встречи с человеком недобрым был рано, это был мой отец. Второй «недоброй» была соседка тетя Женя. Которая ругала и гоняла нас, потому что мы топтали полы, ею намытые. Однако именно она очень нравилась моей маме , именно она научила её многому, нужному в хозяйстве. Тому, что деревенская молодая женщина не умела или не знала. И торты печь научила и шить, и вышивать и готовить то, что в деревне не стряпают. Она научила стирать и кипятить бельё, отбеливая его так, что у мамы постели, шторы и скатерти и полотенца были белейшими. И именно она умела моего, грубого, в молодые годы выпивавшего, отца поставить на место, когда он обижал маму. Папа мой её побаивался. И наверное благодаря ей он прекратил свои выступления. И с ней , и с её мужем папа был слащаво вежливым и даже угодливым. Наверное, глядя на эту семью, где царила любовь и взаимное уважение, где муж, полковник никогда не командовал женой, а сам ей подчинялся с юморком, но охотно, мой отец понял, что такой стиль общения в семье ему нравится и тоже подходит. Ведь маму он очень любил.
Но нас с Юрой отец не любил и мы его тоже не любили. Как я не пыталась, ничего не получалось. Иногда он бывал и "хорошим", интересным, учил рисовать, читал нам книги, что-то расказывал о себе, но никогда он не был ласковым и добрым. Чаще злился, желчно раздражался и нудно воспитывал. Уже будучи взрослой, я поняла, что мы, дети, у отца появились слишком рано. Ему было всего 19, когда родилась я, мама была на год постарше. Если в женщине с ребенком рождается чувство материнства, то у молодых отцов никаких чувств к ребенку нет. Это орущее и требующее к себе внимания существо их только раздражает и им мешает. Потом , после рождения Юры, отец вообще уехал и нас не видел долгое время. Мы подросли без него и позднее так и остались ему чужими.
Мне было лет 12, я где-то бегала и прийдя домой нашла записку, что родители уехали к тете Наде на Майку, такой поселок. Если хочешь, мол, приезжай. На билет в одну сторону мелочи хватило, а там уже с родителями назад поеду, - подумала я. Взяла фотоаппарат и поехала. Но получилось так, что родители из гостей уже уехали, а у тети Нади никого дома не оказалось.
Села в автобус,шедший в город, когда было часов 9 вечера...Тетка кондуктор высадила на безлюдной дороге между нашим городком и поселком. Кругом тайга, промзона, воинские части... и вот я топала по дороге километров 10 наверное, ни один автобус не остановился, ни одна легковушка тоже. Пассажиры в автобусе восприняли спокойно, что девчонку кондукторша выгнала, накричав, что без денег не фиг ездить.Пришла домой часов в 11 вечера, или позднее.
Дома родители сходили с ума! Отец испереживался, орал, что у меня могли солдаты отнять фотоаппарат, который я с собой брала.А он ведь дорогой. Мама отправила спать, иначе отец мог и выпороть за свои переживания. Соседка Лида стала биться в истерике, как можно переживать из-за фотоаппарата, а то, что ребенок ночью шел по дороге и могло случиться что-либо страшное, на это отцу наплевать?И даже не покормив, ребенка отправили спать.
После этого случая Лида моего отца возненавидела. А я отца не любила и эта его реакция для меня не была удивительной. Я часто видела и испытывала на себе его жестокость , потому наверное и не удивила меня кондукторша , что выгнала из автобуса, что пассажиры остались равнодушны. Зло было привычно. Соседи многие своих детей воспитывали ремнем и довольно часто из окон слышались крики детей. Это было в порядке вещей, ведь и наш папа воспитывал нас с Юрой ремнём. Меня до определенного времени, когда я воспротивилась и начала орать так, что папаша-изверг испугался. Я понимала, что ору слишком громко, но не прекращала блажить долго и пронзительно. А чуть позже сказала, если меня ещё будут пороть, я напишу письма всем родственникам о том, какой он жестокий и плохой. С тех пор не была я битой . Отношения с отцом с каждым годом становились все напряженнее, видимо и он чувствовал мою ненависть и я понимала, что совершенно нет у моего отца любви ко мне. Между тем, моя мама, выросшая в деревне в многочисленной семье, говорила. что их папаня никогда детей не бил. Мать могла в горячах хлестнуть тем, что в руке держала, а отец нет. И дядя, Алексей Данилович, своих пятерых ребятишек никогда не порол... А учились дети прекрасно и вообще хорошие дети были. Мой муж , выросший в детском доме, тоже ненавидел жестокость по отношению к детям и дочку не "воспитывал" таким образом, как мой отец.
Удивляюсь, как такой родитель не сделал нас с братом моральными уродами, такими же злобными и жестокими. Видимо мамина ласка и доброта и доброта всех родственников в любимой Татарии была сильным противовесом. Мы никогда не мучили животных, мы их любили. Не обижали слабых и маленьких, жалели и сочувствовали больным и старым. Нас ведь и в школе учили быть добрыми, порядочными и честными. Говорят, что теперь учителя только преподают предмет, а воспитанием принципиально не занимаются. Да и некогда им. А наши учителя понимали, что мы , в основном, дети из простых рабочих семей и в начальных классах постоянно давали нам уроки человечности. И самый главный воспитатель литература. Вот за что спасибо отцу, это за то, что приучил к чтению. Всегда в доме было много книг, были подписные издания классиков и русских, и иностранных. Мне никогда не бывало скучно, потому что много читала.
Не всегда конечно папа был злым, бывали и нормальные времена. Он любил праздники, любил принимать гостей, Угощать. Все друзья семьи в праздники любили собираться у нас дома. Квартира была большая, хозяйка приветлива и хлебосольна. Я не помню времени, когда чего-то нам не хватало. Голодными мы не бывали. На Новый год отец ставил большую елку. Сначала мы с Юрочкой стали покупать на свои сбережения какие-то ёлочные игрушечки и отец, увидев их, расчувствовался и принес целую коробку игрушек к нашей огромной радости. Может впервые за это я обнимала и целовала папку искренне.А потом нам привезли елку. Это отец где-то на производстве заказывал и всем, кто заказал, тогда привозили домой елки.
Вспомнила, как я пела песенку: «маленькой елочке холодно зимой, из лесу ёлочку взяли мы домой….» И каждый раз почему-то у меня начинались слезы и дальше петь я не могла, потому что ревела. Не знаю, наверное, я была такая чувствительная, но ёлочку было жалко … и я начинала плакать.
_________________